Студент повел катер на абордаж, и третья лента почти в упор пошла по низу зала, где должны были лежать выжившие после второй.
Уинстон и Колоб забрались на крышу рубки и встретили очередями троих смелых бандитов, которые отлежались на палубе и побежали не то пострелять по бронекатеру сверху, не то спрыгнуть на него.
На палубе еще лежали живые. Уинстон отработал по телам у дальнего края, при этом пара человек успела сброситься за борт. Колоб присел на колено и короткими очередями положил четверых, убегавших по сходне к набережной.
На берегу уже взвыли сирены, какой-то оптимистичный милиционер выскочил из подворотни и приказал всем на парковке сложить оружие. Бандиты на парковке вполне могли подумать, что стреляет по «Кронверку» милиция. По милиционеру открыли огонь сразу несколько бандитов, и в ответ по ним стали нестройно стрелять из пистолетов его коллеги с некоторых балконов и от машин, припаркованных выше по Кронверкскому проспекту.
К удивлению Уинстона, в обозримом пространстве не было мирного населения. Или люди сами решили обойти толпу мрачных личностей на парковке, или пешеходные потоки кто-то перенаправил. Возможно, блатные решили, что милиция убирает посторонних, чтобы обеспечить себе удобство оперативного наблюдения. Конечно, они могли подумать, что милиция готовит штурм и массовые аресты, но их агенты в органах сообщили бы заранее, а разведчики во дворах и на улицах никакой подозрительной активности не заметили.
Четвертая лента поливала зал, когда абордажная команда зачищала верхнюю палубу и пирс. Потом Колоб свистнул. Студент направил катер в сторону моста, чтобы высунуть башню из-за «Кронверка» и держать под огнем парковку и пирс, пока абордажники зачищают внутренние помещения.
Абордажная команда спустилась в зал. Подошвы ботинок Уинстона на крови не скользили, в отличие от туфель Колоба. Тот свалился на трапе с верхней палубы в зал и чуть не пристрелил англичанина.
Криминальные авторитеты соображают быстро. Тугодумы до верхних уровней иерархии там не доживают. Почти все успели залечь еще при первой ленте. Некоторые бросились к выходу, и их там подловила Ингрид. Во время беспорядочного обстрела зала многие пытались поймать момент и выскочить, когда ствол вроде бы отвернулся. Некоторые даже успели, и четверых из них потом снял Колоб, остальные же спрыгнули в воду.
На полу остались убитые, раненые и те, кто выбрал стратегию лежать. Ведь абордажная команда может и не прийти. Пулемет уже нанесет достаточно урона, если неизвестные враги выбрали бить вслепую через переборки. Если они выбрали бить вслепую по всему кораблю, то не знают, кто где сидит. Если цель — кто-то конкретный, то такое начало все-таки дает ему слишком много шансов сбежать. В любом случае, это не метод действия силовых структур, те бы начали со штурмовиков в броне при поддержке с вертолетов.
При почти полной посадке уютный зал шхуны-ресторана выглядел как бойня. Везде тела, кровь по стенам. Среди покойников с татуировками лежали двое официантов в белых рубашках и двое девушек в летних платьях.
Выжившие в меру сил повернули головы и посмотрели на них. Конечно, не силовики. Гражданская одежда, музейное оружие. Кто-то выстрелил с пола и вроде бы попал в клетчатого. Тот пошатнулся как от удара в бронежилет, и ответил очередью. Почти одновременно другой выстрелил в «круглолицего», но промазал, потому что тот резко присел и выстрелил в ответ. Дойдя до середины зала, абордажники добили несколько лежавших, которые не выглядели явно мертвыми.
На улице в беспорядочную перестрелку из пистолетов и автоматов снова включился не жалеющий патронов пулемет. На парковке что-то взорвалось. Не то бак, не то ящик гранат в багажнике.
— Посмотри на меня, Мики, — сказал Колоб, глядя на человека с раной в груди и раной в животе.
Мики повернулся. Уинстон увидел его в третий раз. В ресторане и в гостях у чифирных он выглядел куда лучше. И речь тут не о двух свежих пулевых ранах. Лицо «норвежской крысы» стало одутловатым, на щеках появилась сыпь, белки глаз помутнели и покрылись сеткой сосудов. Даже волос на голове убавилось.
— Химия? — Колоб тоже заметил перемену.
Мики кивнул.
— Просто не надо было путаться под ногами у нас с Сандро.
Мики дернулся, как будто хотел что-то сказать, но не мог. На губах появились кровавые пузырьки.
— Nie nado bilo prodavat Rodinu, — добавил Уинстон.
Можно было и промолчать, но захотелось сказать реплику в стиле русского вестерна. Правда, выдержки не хватило, чтобы проконтролировать акцент.
Мики показал пальцем на соседнее тело и сделал движение, как будто засовывает ключ в скважину и поворачивает.
— Не стреляй, — сказал Уинстон Колобу, — Он торгуется.
— Возьми ключ… Не добивай… Того стоит… — он все-таки смог произнести важные слова. Но шепотом.
— EngRish spy! Fuck admiraR Rawson! — негромко выругался лежавший рядом с Мики в огромной луже крови кареглазый вроде бы почти европеец.
Он получил три пули в бедро, когда уже лежал на полу, и одна из них разорвала артерию. Но настоящие шпионы, в отличие от контрабандистов-дилетантов, умеют оказывать первую помощь даже тяжело раненому самому себе. Поэтому он наложил на ногу жгут и повязку, вколол какой-то препарат из лежавшего рядом шприца, но потерял слишком много крови и сил. Возможно, спустись абордажники раньше, пока из него не вытекло столько, он бы бросил жгут, выхватил пистолет и положил их двумя по-шпионски меткими выстрелами в голову.
Рубашка японца выбилась из брюк, но открыла не голый живот, а эластичный пояс телесного цвета, заляпанный кровью. Похоже, в поясе хранилась аптечка на черный день. И что-нибудь еще, что слишком важное, чтобы просто положить в карман.
Уинстон закинул ППС за спину, наклонился и достал из кармана швейцарский нож. Когда обсуждалось, чего не хватает из снаряжения, никто не сказал, что нужны ножи. У нормального человека нож и так всегда под рукой, хоть у бандита, хоть у лейтенанта. И у шпиона тоже. И у японского шпиона тем более.
Японец ударил каким-то маленьким клинком, целясь в шею. Но попал в плечо вскользь, и кевларовая подкладка погасила удар. Англичанин как раз открыл нож, чтобы разрезать на нем пояс. Удар в плечо вывел его из равновесия, и он всем весом воткнул лезвие в живот японца. Тот застонал и уронил руку.
— Die hard, — сказал Уинстон.
Потом подумал, что японец вряд ли настолько знает английский и добавил по-русски:
— Умри тяжело, но достойно.
Не мастерский перевод, но сойдет.
— Уходим! — сказал Колоб.
Уинстон поспешил к трапу. За неимением лучшего варианта, трофейный пояс пришлось сунуть под рубашку. Снаружи Ингрид снова поменяла ленту и дала пять одинаковых коротких очередей.
Японец на грани потери сознания воткнул свой нож себе в живот и вспорол кожу слева направо. Потом разрезал жгут на бедре.
Трап на верхнюю палубу проходил мимо двери на кухню на корме корабля. Дверь открылась, и Уинстон выстрелил в нее раньше, чем разобрал, кто и зачем ее открывает. Первой пулей попал, второй нет, а магазин мог бы и поменять.
Выскочивший человек оказался даже не раненым при пулеметном обстреле. Будь у него хоть какой-то пистолетик, Уинстону не жить. Но у многих коренных обитателей тюрьмы нарабатывается привычка носить определенное холодное оружие, и пистолет им только помешает, потому что за десятилетия зоны наработан рефлекс хвататься именно за нож. Или за шило.
Короткий стилет ударил англичанина в сердце. То есть, в жилет. Потом в печень, то есть, снова в жилет. В прошлый раз бандит из Норвегии колол его привычной финкой, ножом с большим углом схода острия, поэтому мягкого бронежилета оказалось достаточно. Сейчас Уинстону досталось тонким стилетом, который пробивал кевлар, но русский бандит не ждал встретить жесткую пластину в жилете и не сразу сообразил, что ни один его удар не доходит до цели.
Англичанин ответил головой в лицо и левым хуком. Разорвал дистанцию, а Колоб застрелил нападавшего.
